Провидец Нового Времени

Майкл Мойнихан беседует с Хосе Аргуэльесом в 2002 году

Перевод и редакция текста Илья Орлов

Не нужно иметь хрустальный шар, чтобы понять, что наш мир хаотично дисфункционален. Однако, чтобы указать путь к решению, требуется кто-то с чувством видения, которое выходит за рамки современного лабиринта коммерциализированных и эгоистичных тупиков.

Провидец — это просто тот, кто может видеть за пределами этих обычных границ, а пророк — тот, кто может читать «письма на стене», мимо которых большинство людей проходит, даже не поднимая глаз, чтобы заметить. Доктор Хосе Аргуэльес, он же Валум Вотан, является и провидцем, и пророком.

Аргуэльес начал работать историком искусства и художником в конце 1960-х годов, и его творческая восприимчивость внесла большой вклад в способность заглядывать сквозь завесы майи, которые непрозрачно окутывают современную реальность. Но наряду с художественным мировоззрением он также обладает умом ученого. Аргуэльес — «ученый, изучающий целостные системы», и здесь снова в игру вступают навыки визионера. Чтобы понять сложность жизни на Земле и распознать пагубные факторы, которые подвергают всю биосферу все большей опасности, необходимо отказаться от старого редукционизма и сциентизма Запада в пользу более всеобъемлющего знания.

Как показывает следующее интервью, Хосе Аргуэльес всегда приветствовал новый опыт. Он и его жена Ллойдин путешествовали по миру, чтобы делиться своими идеями, всегда находясь на передовой усилий по расширению сознания и осведомленности.

И среди многих других достижений Аргуэльес также является автором серии основополагающих работ, самой известной из которых, вероятно, является «Фактор майя: путь за пределами технологий» (1987). Именно здесь он впервые раскрыл понимание, которое он почерпнул из глубокого изучения науки о времени майя.

В работе «Время и техносфера: Закон времени в человеческих делах» (2002) рассматривает недавние события в жизни человека и мировые события с точки зрения всей системы. Имея смелость столкнуться с апокалиптическим диагнозом, он приводит доказательства того, что Земля оказалась во власти «техносферы», оболочки бесчеловечной механизации, которая практически имеет собственный разум и влечет нас к катастрофическому будущему.

Но, несмотря на мрачные обстоятельства, в которых мы сейчас находимся, послание Аргуэльеса несет надежду. Именно здесь вступает в действие Движение за мирный переход на Всемирный календарь тринадцати лун, предлагая видение и модель для нового времени.

Как убедительно доказывает Аргуэльес, именно несинхронные стандарты времени в значительной степени выводят людей из равновесия и отчуждают от естественных циклов Земли, на которой они живут. Самым большим виновником является григорианский календарь и, как следствие, «частота 12:60», которую он поощряет, — все вместе они стали, по сути, неизбежными часами времени глобалистского капитализма.

Но разве нет спасения? С помощью своего творчества и примера жизни, прожитой художественно, Аргуэльес указывает путь к новому началу. Выбор в наших руках, и теперь это действительно вопрос времени.

Интервью Хосе Аргуэльеса Майклу Мойнихану

Майкл: Лучшим описанием вас и вашей работы было бы слово «визионер». Когда и как вы впервые осознали, что ваша интерпретация более масштабных событий — это то, что вы чувствовали необходимость донести до других?

Хосе: Я всегда знал, что я «аутсайдер», если использовать выражение Колина Уилсона. Но только после того экспериментов я понял, что я визионер. Это было в 1965 и 1966 годах. Тогда я почувствовал необходимость выразить себя, сначала в живописи. Я создал серию картин, которая стала известна как «Двери восприятия» (сам Хамфри Осмонд дал этим картинам такое название).

Но я увидел, что, как бы фантастична ни была живопись, она была ограниченным средством с точки зрения аудитории. И, кроме того, визионерские художники — действительно визионерские художники — обычно не получают большой известности в свое время. Особенно я — я взял за правило никогда не подписывать свои картины, потому что я чувствовал, что я просто канал, космическая шариковая ручка, вытягивающая визионерский поток из космического царства бесконечной архетипической формы. И я также хотел уйти от всего этого индивидуалистического эгоистического путешествия современного искусства и художников. «Бесхозный в бесхозной стране видений», — так я обычно говорил, чтобы охарактеризовать свое отношение.

Из-за этого я также знал, что мне придется взяться за средство письменного слова, чтобы донести свое сообщение. Мое видение и сообщения всегда были очень простыми.

История - это падение с небес. Мы находимся в конце времени и в конце истории. Поэтому обновление видения, Великое Возвращение, создание Великого Делания Искусства Гармонии должны быть восстановлены, чтобы спасти падшее человечество от безобразного состояния беспощадного материализма и фрагментарного истощения мирского порядка механизированной истории.

К тому времени, когда мне было 28 или около того, я чувствовал себя очень обязанным донести это сообщение. Я представлял себе монументальный труд, посвященный этой проблеме, под названием « Искусство на заре новой магии».

Я также знал, что мое путешествие было настолько далеким, что единственный способ для меня завоевать доверие - это получить докторскую степень. Так я и сделал. Моя диссертация была превращена в книгу, мою первую книгу, «Чарльз Генри и формирование психофизической эстетики» (1972). Звучит довольно академично, но взгляните на самые первые слова в моей самой первой книге, и вы увидите тему, от которой я никогда не отклонялся: «Много попыток было сделано и слов было сказано относительно векового идеала гармонии: союза всех способностей, всех чувств, всех знаний. Самые возвышенные мечтатели провозгласили бы, что истинное искусство и наука едины»

Майкл: Не могли бы вы немного рассказать нам о Шарле Анри и о том, что привлекло вас в нем и его идеях?

Хосе: Шарль Анри был французским психоматематиком, родившимся в 1859 году и умершим в 1926 году. В 1880-х годах его идеи «научной эстетики» оказали большое влияние на то, что стало известно как художники-постимпрессионисты, особенно на пуантилиста Жоржа Сёра. Именно так я и открыл для себя Шарля Анри, когда был в Париже, занимаясь своим докторским исследованием по неоимпрессионизму в 1965 и 1966 годах. Читая некоторые из поздних его работ, я думал, что его теории о чувственных впечатлениях, восприятии и сознании подтверждают психоделические переживания.

Я решил немного углубиться в него и решил, что все-таки получу докторскую степень, но моя диссертация будет посвящена этому загадочному, малоизвестному исследователю сознания. У меня было ощущение, что он был особым типом воплощения, как французский возрожденный суфийский святой или какой-то бодхисатва, который продолжал традицию «невидимой коллегии» и Сен-Жермена, излагая кучу подсказок, которые только я мог расшифровать и расшифровать. Его последние работы были о природе сознания, в частности «Выживание после смерти и природа сознания», в которой он писал: «Смерть — это всего лишь физико-химическое изменение. Только после смерти я по-настоящему начну развлекаться.

Я также нашел интересным, что он говорил о синергии и синергетике задолго до Бакмистера Фуллера, факт, на который я обратил внимание Фуллера в какой-то переписке с ним в 1969 году. Это было хорошо, потому что Бак ответил и согласился, что это, должно быть, была посмертная синергетическая мыслеформа Шарля Анри, которую он получил в 1927 году, когда идея синергетики впервые пришла ему в голову. Эта связь была очень плодотворной, потому что Бак также предложил мне идею пси-банка вокруг Земли, в котором все идеи и мысли всех эпох продолжают циркулировать. Я знал, что он прав. В любом случае, это дает вам некоторое представление о Шарле Анри и моем процессе.

Майкл: Учитывая ваши нематериалистические взгляды, было ли поступление в академию для получения докторской степени чем-то вроде прыжка в чрево зверя?

Хосе: В некотором роде. Но я знал, что это мое выживание. Я также получил степень бакалавра в Чикагском университете и обнаружил, что все, что я могу сделать, это устроиться на работу страховым агентом. Это меня совсем не устраивало. Я знал, что создан для других вещей. Это было в 1961 году. Я колебался между тем, чтобы быть настоящим битником на дороге или вернуться в школу. Поэтому я в конечном итоге вернулся в Чикагский университет, чтобы получить степень по истории искусств.

Мне нужно было вести себя хорошо, потому что меня фактически выгнали из бакалавриата в 1960 году. Но в этой жизни нужно испытать все, и академия была частью этого опыта. Как сказал Уильям Блейк: «Дорога во дворец мудрости вымощена излишествами». Я знал по своему внутреннему руководству, что это было всего лишь средством для достижения цели – дисциплины, конечно, чтобы держать мой многоуровневый ум на верном пути, и доверия к чему-то, чего я еще не знал.

Майкл: Возвращаясь к теме ваших ранних картин, некоторые люди знакомы с ними по их появлению в вашей книге «Мандала». Как бы вы охарактеризовали связь между вашими собственными художественными начинаниями и этими традиционными формами? Одно напрямую повлияло на другое?

Хосе: На самом деле принцип мандалы казался мне очень естественным и неизбежным следствием психоделического опыта, подтвержденного для меня моими исследованиями Шарле Анри и моим свободным исследованием тибетского мистицизма в то время. Я никогда не считал форму мандалы особенно традиционной, а скорее вневременной. Я думал об использовании Дверей Восприятия и других больших картин в стиле мандалы, чтобы создать настоящую среду, где кто-то мог бы сидеть и переживать эту вневременность, подниматься от своего эго и видеть белый свет.

В 1971 году, когда я наконец встретил настоящего тибетца, Чогьяма Трунгпу Ринпоче, который в итоге стал моим другом и учителем на следующие шестнадцать лет, он внимательно посмотрел на мои картины, с лукавой усмешкой посмотрел на меня и сказал: «Я вижу, ты уже все знаешь о тантре». Я думаю, традиция хороша, если она приводит тебя в это место вневременности и самопревосхождения. Вот что имел в виду Трунгпа своим комментарием. Есть много способов прийти к одному и тому же результату. Но вы также должны знать, что я перестал рисовать мандалы где-то в 1973 году. Я начал рисовать одну и сказал себе: «Зачем миру еще одна штучка?» Я не рисовал так еще почти 20 лет, хотя я делал много других художественных вещей.

Майкл: Из некоторых ваших комментариев у меня сложилось впечатление, что вы не уделяете особого внимания современной одержимости «оригинальностью» и новизной, которая так сильно подпитывает мир коммерческого искусства.

Хосе: Нет, не знаю. Модернистская «оригинальность» — это падение из священного в мирское, возвышение эго. Есть истинная оригинальность, но это то, что обычно называют откровением. То есть откровение, которое является подлинным и призвано осветить новый путь для падшего человечества. Я думаю, что истинный художник призван быть творческим каналом, а не изобретателем дешевых трюков или хитрых манер.

Майкл: Чогьям Трунга хорошо известен как один из первых людей, принесших тибетские буддийские учения современной западной аудитории. Каковы, по-вашему, наиболее важные аспекты его наследия?

Хосе: Трунгпа Ринпоче был действительно интересным человеком. Насколько он был учителем пути «безумной мудрости», настолько же он был художником в душе.

Его два величайших наследия — его акцент на тренировке осознанности и его видение искусства дхармы — искусства как повседневной жизни, но повседневной жизни, в которой священное является нормативным опытом. Здесь мы можем определить священное как чувство благоговения, которое разбивает ваше сердце, которое трогает и трогает вас таинственно и пронзительно, хотя и, может быть, именно потому, что это обычный опыт реальности. Но вы не можете иметь искусство дхармы без тренировки осознанности, медитацию без объекта.

Поэтому искусство — это то, как вы организуете свою жизнь от момента к моменту с всепоглощающим осознанием или чувством осознанности. Ничего не принимайте как должное. Элегантность и простое чувство церемонии преобразуют вашу повседневную среду и помещают вас в космическую гармонию — искусство дхармы — это непрерывное выражение универсальной нормы существования.

Майкл: Как часть творческого существования вне повседневного мира, вы и Ллойдин провели годы, путешествуя по миру и взаимодействуя с людьми, чтобы делиться своими видениями и идеями. Конечно, это также было частью вашего собственного осуществления «искусства дхармы». Какие уроки вы извлекли из этого опыта?

Хосе: Да, более десятилетия, начиная с конца 1991 года, мы были галактическими наемниками мира, несущими послание нового времени, послание мира сквозь время. Нам было «приказано» донести инструменты и исследования нашего исследования естественной временной частоты, представленной календарем майя, до всех народов мира. Мы делали это по сути без каких-либо видимых средств поддержки. И мы делали это всегда, не прося денежного вознаграждения за доставку нашего послания о том, что старое время закончилось, и что новое время уже подготовлено.

Истину нельзя купить или продать, и мы придерживались этой предпосылки. Это также привело нас на могучую тропу приключений. Время от времени у нас были покровители, которые оказывали нам поддержку. Но нам приходилось ехать в места, где мы никогда не были. Нам приходилось ехать в Берлин и Россию после окончания холодной войны, нам приходилось путешествовать по всей Латинской Америке. Мы были в Южной Африке и Египте, Индии, Гонконге и Японии. Большую часть времени мы проводили, живя с людьми, которые делили с нами свою жизнь, свою еду, свое жилище.

Наше искусство дхармы и обучение осознанности были нашим выживанием. Это позволяло нам вливаться и полностью участвовать в различных культурах, как если бы мы были местными жителями. Также было очень полезно ничего не просить. Нет никакой пользы в том, чтобы быть придирчивым вегетарианцем в культуре, которая выживает суровыми зимами на баранине. Наша задача состояла в том, чтобы увидеть, смогут ли люди из разных культур не только понять наше послание, но и действовать в соответствии с ним. В представлении нашего послания искусство имело высшую ценность.

Я всегда играю на своей флейте, и вместе мы молимся семи направлениям, что является простым церемониальным произведением искусства. Мы также всегда представляем знамя мира, чтобы показать, что мы являемся посланниками мира через культуру и что мы должны продемонстрировать новый позитивный конструктивный подход к миру.

Мы обнаружили, что люди, как правило, очень позитивно реагируют на такой подход. В результате нам посчастливилось получить множество культурных впечатлений, которые редко бывают даже уроженцы некоторых стран. Например, нас отвели в святилище Исэ в Японии в качестве особых гостей, и мы посетили особое представление бугаку (древняя придворная музыка и танец). Я даже смог сыграть на своей флейте — японской сякухати — на церемониальной территории, что обычно не разрешено даже японцам.

Видите ли, когда вы практикуете живое искусство как повседневную жизнь, это создает путь подлинности и мягкости, который люди часто очень охотно принимают.

Майкл: Где-то по пути вы столкнулись с творчеством Николая Рериха, русского художника, поэта и путешественника в Гималаи. Когда вы узнали о нем?

Хосе: В 1967 году, когда я преподавал историю искусств в Принстоне, я искал следы тибетского искусства везде, где мог их найти в Нью-Йорке. И я обнаружил, что одним из таких мест был Музей Рериха в Верхнем Вест-Сайде. Мне нравились его картины, и я читал о нем, узнав, что он был одним из первых исследователей Тибета. Я понял, какой он интересный художник, поскольку он создал декорации для «Весны священной» Стравинского, а затем отправился в различные паломничества.

Майкл: Юлиус Эвола однажды написал, что образы Рериха передают дух, способный пробудить «изначальное и мощное ощущение, которое было похоронено в подсознании из-за беспокойной и тюремной жизни современного западного мира». Какой смысл вызвали у вас его картины?

Хосе: Священное благоговение и визионерское великолепие. Универсализм культурных или духовных ценностей. Его труды об искусстве показывают, что он стремился восстановить чувство священного в современном мире. Я узнал о его работе со Знаменем Мира вскоре после этого. Идея Рериха о мире через культуру показалась мне чрезвычайно ценной и легко интегрируемой в мое восприятие цели искусства дхармы. Трунгпа говорил: «Художник обладает огромной силой изменить мир». Но как? Знамя Мира, казалось, давало способ внести изменения, способствуя широкомасштабной революции культурных ценностей.

Итак, в начале 1980-х годов мы с женой Ллойдин решили возродить идею мира через культуру, особенно Знамя Мира. В 1983 году мы включили ее в наше создание Planet Art Network (PAN). Первоначальная идея PAN состояла в том, чтобы создать сеть художников — творческих мыслителей всех мастей — которые стали бы силой для творческих неполитических изменений в мире или которые показали бы миру, что изменения могут быть достигнуты творческими средствами и что политические изменения могут быть заменены чем-то гораздо более вдохновляющим. Однако основная идея заключается в том, что сама Земля является произведением искусства, и что следующая эволюционная волна искусства — за пределами модернизма — будет реализацией и осуществлением Земли как произведения искусства.

В 1990-х годах, когда мы полностью включились в Движение за мир за переход на Календарь тринадцати лун, мы выдвинули Знамя Мира и инициативу «Мир через культуру» на передний план нашего плана мира. Знамя Мира теперь является одной из официальных эмблем этого Движения. Предназначенное для защиты культурных памятников во время войны, мы теперь рассматриваем Знамя Мира как символ, призванный защищать биосферу, колыбель культуры, которой в настоящее время очень серьезно угрожает война глобализации.

Майкл: Разница между художниками и политиками кажется фундаментальной. Обычно два художника могут взаимно уважать друг друга и находить общий язык, несмотря на любые различия, которые у них могут быть. Но люди, движимые или пропитанные материалистическими политическими идеологиями, становятся подобны автоматам, неспособным признавать ничего, что не вписывается в их «правильное» мировоззрение. Неудивительно, что большинство художников не хотят иметь ничего общего с политиками — тем более, что последние привязаны к денежным ценностям, а не к творческим. Как вы видите шанс для творческих ценностей занять приоритетное место в мире, учитывая эти обстоятельства?

Хосе: Прежде всего, мы должны увидеть дальнейшее разрушение всех ценностей и институциональных структур, что продолжит подрывать доверие к тому, как мы действовали как вид. Этот процесс уже происходит и проявляется в растущем социальном, политическом и военно-террористическом хаосе, который так свирепствует в современном мире. Когда люди говорят о конце времен, ну, это и есть конец времен. Но это всего лишь конец коррумпированного мира, конец мира, каким мы его знаем, и, перефразируя REM, мы чувствуем себя прекрасно.

Почему? Потому что это означает, что новый мир уже рождается, мир, который неизбежно и по необходимости увидит радикальный сдвиг полюсов ценностей. Если преобладающей ценностью коррумпированного мира является «время — деньги», поддерживаемое безжалостной денежной политикой, поддерживаемой военными, то новая система ценностей будет характеризоваться как «время — искусство». Это разница между системой ценностей, подчеркивающей количество материального изобилия, и системой ценностей, подчеркивающей духовное и эстетическое качество как стандарт жизни. Это изменение уже заложено в эволюционной программе биосферы, развивающейся системы жизни на Земле.

Мы достигли критической стадии, на которой мы сталкиваемся с планетарным самоубийством – геноцидом – или планетарным обновлением. Система жизни на Земле может двигаться только в направлении планетарного обновления, что означает полное изменение направления и образа жизни человечества. Это уже готовится, и первым шагом станет изменение частоты синхронизации, с помощью которой человеческий вид управляет собой.

В настоящее время доминирующий порядок управляется анахроничным, иррациональным и нерегулярным устройством синхронизации, григорианским календарем, который оказал и продолжает оказывать ослабляющее воздействие на разум и моральную чувствительность вида. природой или естественным порядком. Как только это изменение частоты синхронизации будет произведено и вид вернется к гармоничному порядку естественного времени, художественные и культурные ценности очень скоро вытеснят бессмысленный детерминизм денежной политики.

Майкл: Недавно вы путешествовали по Алтайскому региону, который Рерих исследовал три четверти века назад. Что привело вас туда, и какое значение имеет такое отдаленное место, как Алтай, для все более глобализирующегося мира?

Хосе: На самом деле мы получили официальное приглашение от правительства Алтая стать особыми гостями и поделиться нашим посланием с народом. Когда «Фактор майя» был опубликован на русском языке, он попал в руки некоторых шаманов на Алтае — это автономная республика, член Российской Федерации, с населением всего 205 000 человек на 92 000 квадратных километров. Так или иначе, между шаманами и контактами, которые уже были установлены через официальных представителей правительства Алтая в одной из наших последних поездок в Россию, мы были готовы к визиту.

Мы сочли это интересной возможностью, потому что наша поездка была приурочена ровно через 75 лет после того, как Рерихи прошли через Алтай во время своей знаменитой экспедиции Алтай-Гималаи, 1926-28. Фактически, мы посетили Музей Рериха, дом, где останавливался Рерих, напротив горы Белуха, самой высокой горы в Российской Федерации, как раз в тот день, когда он впервые приехал туда 75 лет назад.

Расположенный между Казахстаном, Китаем, Монголией и Россией, Алтай — удивительный кусок территории. На самом деле там есть только один город, если его можно так назвать, Горно-Алтайск, и как только вы покидаете это место, вы попадаете в страну, о существовании которой на этой планете вы и не подозревали. Бесконечные долины с дикими лошадьми, свободно бродящими, как будто это было 30 000 лет назад. Мы посетили шаманских старейшин и маленькие деревни, которые буквально находятся как на проторенных, так и на непроторенных тропах. Люди всегда уже ждали нас. Они знали, кто мы. И они делились с нами многими интересными аспектами или гранями своей истории, истории, которая восходит к звездам.

Некоторые из шаманов чувствовали, что космология Фактора Майя подтверждает или даже идентична их космологии. Но они также чувствовали давление глобализированного мира. Когда мы были там, строилась автомагистраль из Китая в Россию. Мы решительно поддерживали правительство, объявляющее весь регион биосферным заповедником. Мысли там уже продвинулись в этом направлении.

Мы предложили создать Международный фонд мира через культуру, который помог бы сделать Алтай биосферным заповедником, сохраняя землю и культуру в ее целостности и предоставляя мировую модель для других культур или народов, которые хотели бы учиться на этой модели. Мы представили эту идею национальному парламенту, и мы знаем, что она все еще обсуждается.

Интересно, что среди некоторых шаманов и местных жителей Рерих не пользуется большой популярностью. Они считают, что он эксплуатировал людей и культуру. И мы тоже испытали кое-что из этого, хотя мы все еще общаемся через нашего представителя там с ключевыми старейшинами. Даже сейчас народ Алтая находится в борьбе между сохранением традиционных ценностей и наступающей техносферой.

Но из всех мест, где я был, Алтай — самое волшебное и невероятное. Это действительно другой мир, дверь в безвременье. И мне очень повезло встретить так много носителей древней культуры. Один шаман, Антон Юданов, подарил мне топшуру — двухструнную безладовую сибирскую гитару — которую я берегу и научился играть, спонтанно исполняя собственные формы или версии шаманского рока и шаманского блюза. Я искренне молюсь, чтобы Алтай был сохранен и стал образцом для остального мира как культура, живущая в гармонии с биосферой.

Майкл: Вы говорили о духовных сближениях, которые указывают на «знак пришествия Шамбалы». Можете ли вы пояснить, что вы имеете в виду?

Хосе: Алтай гордится тем, что ислам, христианство и буддизм существуют там бок о бок. Один шаман, которого мы посетили, показал нам схему, на которой три религии представлены знаками игральных карт: христианство — трефы; ислам — червы и буддизм — пики. Рядом с этими тремя знаками находятся два ромба. Они представляют старый и новый шаманизм Алтая. Новый шаманизм называется Ак Бурхан или белая вера, и хотя он был введен более двухсот пятидесяти лет назад, он стал официальным только в 1904 году. Через Ак Бурхан поддерживаются пророчества о Шамбале или Белеводье, Белой земле. Духовное сближение буддизма, ислама и христианства, безусловно, является одним из признаков пришествия Шамбалы.

Трунгпа Ринпоче, как вы знаете, также многому учил о Шамбале, которая, можно сказать, представляет духовную гармонию различных традиций мировых религий. Однако на Алтае нет никаких сомнений в том, что местная религия Ак Бурхан является важным фактором в создании чувства гармонии с землей, а также духовной гармонии. В разные моменты нашего визита на Алтай, наблюдая за танцами и горловым пением под аккомпанемент топшуре, мы чувствовали, что живая культура Шамбалы все еще сияет.

Майкл: Конечно, культура Шамбалы не работает по григорианскому времени или, как вы говорите, по «частоте 12:60». Основная тема вашей новой книги « Время и техносфера» касается открытия Закона Времени. Можете ли вы кратко объяснить, что это значит?

Хосе: Закон Времени — это фундаментальный закон, как и закон гравитации. себя, мы решили взять отпуск водителя автобуса и посетить Музей времени. Примерно через два часа, рассматривая одни архаичные проточасы за другими, начиная с кукушки и заканчивая маятниковыми часами, а затем цифровыми кварцевыми и цезиевыми часами, у нас было грандиозное «Ага!» Это место следует переименовать в Музей механизированного времени!

Поскольку мы жили по циклам майя, у нас был контраст, как эмпирический, так и математический, с помощью которого мы могли оценить то, что мы переживали в этом музее. И так же, как никто не знал об этом законе, пока его не открыл Ньютон, так же и с Законом Времени. Это также означает, что Закон Времени, как и гравитация, действовал всегда — он фундаментален для Вселенной. Мы просто не знали об этом до сих пор. Я бы не узнал об этом, если бы не углубился так глубоко в математику, лежащую в основе календаря Майя.

Чтобы проверить это, Ллойдин и я начали жить по циклам этого календаря: 13-дневные циклы, 20-дневные циклы, 52-дневные циклы. Это меняет вашу жизнь. Мы начали делать это до Гармонической Конвергенции в 1987 году и продолжали делать это в последующие годы.

Мы сразу поняли, что есть две частоты синхронизации. Естественная, кодифицированная майя, как мы поняли, была частотой 13:20; искусственная, канонизированная в этом музее, как мы знали, была 12:60 — нерегулярный 12-месячный календарь и искусственный, механизированный 60-минутный час. Мы поняли, что сочетание этих двух стандартов синхронизации, бессознательно принятых человеческим видом, создало искусственную частоту синхронизации, которая регулирует человеческую расу сегодня практически во всех аспектах ее существования.

Поскольку время в основе своей принадлежит разуму, эта частота 12:60 породила вид, чья система операций является механизированной нерегулярностью. И поскольку календарь — это макропрограмма, которая управляет народом или культурой, это означает, что все эти механизированные нерегулярности запрограммированы в этом календаре. Неудивительно, что существует так много проблем и нет решений! Измените календарь, и вы измените программу.

Циклы календаря майя, суммированные математическим соотношением 13:20, как мы поняли, представляют естественную временную частоту, которая является универсальным фактором синхронизации. Да, главное качество естественного времени — синхронизация! Вот почему древние майя работали с семнадцатью различными календарями.

Мы все очарованы синхронностью, которая является аномалией только потому, что мы живем жизнью механизированных нерегулярностей. Но в естественном порядке времени синхронность является нормой. Это также определяет целый порядок реальности, синхронный порядок. Это фундаментально четырехмерный порядок реальности, который регулирует трехмерный план существования. Но нам трудно с этим справляться или знать об этом, потому что наши умы настолько обусловлены искусственным временем, которое линейно и совсем не синхронно. Вы можете видеть, какая это дилемма.

По этой причине мы сразу же поняли, что для того, чтобы вернуть человечество на правильный путь, первым шагом будет смена календаря, замена его календарем совершенной гармонии, чтобы человечество могло снова привести свой разум в порядок. Средством для этого является абсолютное совершенство Календаря Тринадцати Лун по 28 дней — 364 дня, 52 идеальные недели, плюс 365-й День Вне Времени для прощения и выражения фразы «время — это искусство». Отмечаемый по старому григорианскому календарю 25 июля, только в этом году по всей планете состоялось более 500 празднований Дня Вне Времени.

Это подводит нас к другому аспекту Закона Времени, и это его формулировка: T(E) = Искусство, энергия, умноженная на время, равна искусству. То есть, поскольку время является универсальным фактором синхронизации – соотношение постоянно 13:20 – все участвует в естественной элегантности.

Не существует такой вещи, как уродливый закат. Пауки и скорпионы обладают своей эстетической элегантностью. Красота – это базовая норма вселенной. Это возвращает нас к этому искусству дхармы. Только современный человек утратил эту врожденную художественную чувствительность и предпочитает трехногих розовых пуделей реальным вещам.

Искусственное время деформирует разум; механизация дегуманизирует его. порядком космоса. Тогда искусство как повседневная жизнь будет естественным и неизбежным – как гармония может что-то сделать, кроме как улучшить себя и произвести еще большую гармонию?

Майкл: Вокруг нас повсюду апокалиптические предупреждающие знаки — достаточно взглянуть на ежедневную газету, чтобы это подтвердить. Вы не уклоняетесь от реальности нашего шаткого положения, но также предлагаете послание надежды. Как люди могут подняться над нигилистическим, онемевшим состоянием, в котором, похоже, хотят, чтобы все оставались в силах?

Хосе: Ну, большинству людей трудно принять что они живут в середине апокалипсиса. Вот почему они оцепенели, и это то, что держит их оцепенелыми. Они не хотят смотреть правде в глаза, и, конечно, СМИ не собираются говорить им, чтобы они смотрели правде в глаза. Вместо этого СМИ процветают на страхе и насилии, и поэтому весь синдром самовоспроизводится.

С точки зрения Закона Времени это неизбежный вывод к абсолютному вовлечению в ошибочную временную частоту, которая только производит все более несинхронные состояния ума. Люди должны понять этот фундаментальный момент. Потому что, когда вы это делаете, вы также понимаете, что есть решение, радикальное фундаментальное изменение. Да, настолько радикальное, что это положит конец истории. Но если мы не положим конец истории, история положит конец нам.

С 1990 года, когда мы поняли, что смена календаря — единственное решение, первый шаг к выходу из тупика, который иначе был бы «геоцидным», мы продвигали эту смену. Сначала это было очень сложно. Люди говорили: «Как календарь может повлиять на мой разум?» или «Как смена календаря может что-то изменить?» или «Мы уже пробовали это». Не совсем так.

Первое движение за смену календаря, которое продвигала Лига Наций, не увенчалось успехом — оно застряло на вопросе о Дне Вне Времени, который, как мы теперь доказали, является днем всеобщей гармонии, — так что это означает, что мы никогда по-настоящему не пробовали смену календаря как решение. Люди должны понимать, что григорианский календарь — самая коварная догма в мире, что этот календарь — инструмент Ватикана, и что, следовательно, Ватикан сохраняет контроль над разумом человечества с помощью этого календаря. И все знают, что он также нерегулярен и иррационален — так почему же все еще ему следовать?

К 1993 году мы поняли, что нам нужно серьезно заняться продвижением Календаря тринадцати лун, и поэтому мы создали Мировое движение за переход на Календарь тринадцати лун. Мы увидели в смене календаря идеальную возможность объявить мир во всем мире, призвать к всеобщему прекращению огня, начать процесс разоружения, а также призвать к прекращению работы, чтобы как вид мы могли начать менять приоритеты.

Мой оптимизм исходит из того факта, что использование Календаря тринадцати лун распространилось примерно на 54 страны, а День вне времени стал очень распространенным как Планетарный фестиваль мира и культуры. Предыдущее движение за смену календаря было делом сверху вниз. Мы знали, что наши усилия должны стать народной революцией. Боб Марли поет: «Чтобы принять решение, нужна революция», и это так верно. из разных стран и культур уже следуют этому календарю, то когда мы дойдем до момента уведомления мирового руководства, это будет поддержано людьми.

Мы уже представили это ООН, Ватикану и многим другим высшим лидерам. Это было само собой разумеющимся. Если бы мы этого не сделали, мы бы не выполняли свою работу. Конечно, Ватикан предпочел скрыть нашу информацию и в конечном итоге проигнорировать ее. Однако Кофи Аннан дал нам положительное письмо поддержки. Но, конечно, никто не хочет брать на себя личную ответственность. Поэтому мы говорим, все в порядке, покажите нам лучшее, более всеобъемлющее решение.

Если достаточно людей Мы в любом случае будем готовы, и все, кто знает, что это реально и правда, готовятся попрощаться с григорианским календарем и его самореализующимся апокалипсисом и идти прямо в эпоху мира и гармонии. Если остальной мир хочет присоединиться, это открытое приглашение. Оставьте старое время и войдите в новое время. Это единственный верный способ подняться над онемевшим нигилизмом.

Кстати, вся эта деятельность по смене календаря также является пророчеством майя. В этом отношении я не более чем посланник, и как посланник меня зовут Валум Вотан, Завершающий Цикл. Я бы избежал ответственности, если бы не упомянул об этом. Спасибо за возможность. Надеюсь, вы нашли это интервью интересным.

Илья Орлов | Традиции | Исследования | Практика |